ТОЧКА ОПОРЫ

Благотворительность в первом поколении
Новейшая история российского меценатства

Возможно ли в нашей стране такое: человек заработал немалые деньги и вкладывает их… в образование нового поколения? Возможен ли меценат-романтик, ставящий перед собой предельные вопросы, думающий не о выгоде завтрашнего дня, а на столетие вперед?
Сергей Гутцайт – нетипичный бизнесмен. Практически все свои «капиталистические доходы» он тратит на са-
мое, казалось бы, безнадежное для филантропии дело – школу. В чем-то он поступает талантливо, в чем-то наивно, но что не может не вызывать уважения – последовательно и упорно.
И хочется верить, что – дай Бог! – благой пример окажется заразителен и среди многочисленных наших небедных соотечественников найдутся те, кто рискнет вложить состояние не в бизнес, не в футбольный клуб или политическую партию, а... просто в школу.

Однажды я услышал, будто какой-то новый русский открыл школу – современную версию Царскосельского лицея. Подумал: мало ли в жизни бывает…
Потом стали попадаться факты.
Афиша о благотворительном концерте М.М.Жванецкого в пользу школы им. А.М.Горчакова (знаменитого министра, школьного приятеля Пушкина).
Восстановленный в Павловске зал, где дирижировал Штраус…
Ресторан мецената-предпринимателя, в котором обедал Путин. А при ресторане – столовая для бомжей.
Деревня, то ли купленная, то ли построенная новым Мамонтовым и заселяемая мастерами разных профессий. Говорили, что этот человек собирается создать там образовательный центр.
Доктор наук, петербургский профессор, променявшая заманчивое предложение вице-губернаторства… на школьное директорство.
Случайные, разрозненные факты складывались в цепочку. Кто-то делал точные, умные шаги. И я решил съездить в Павловск…
Эти записки оттуда, с перерывом в два года. Несколько вопросов, которые я пытался прояснить – для себя в первую очередь. Зачем состоятельный человек вкладывается в школу? Возможны ли в наше время люди, похожие на тех, из позапрошлого века – с представлениями о чести, достоинстве, со всем тем, что, казалось бы, обесценилось за прошедшее столетие.
Могут ли такие люди частным образом что-то сделать в образовании?
Бывая в Павловске, я вел дневник, получились дневниковые записи, заметки. А потом собрал их вместе.

Павловск в получасе езды от Питера, предместье. От прежних времен остался чудесный, устроенный по-немецки парк с дворцом. Остальное, из разных эпох, – в развалинах: императорский бастион, дом коменданта Роттаста, дачи художника Карла Брюллова, архитекторов Клодта, Лансере…
На станции меня встретил здешний учитель и сопроводил до школы. Она находится на даче Брюллова, которую восстанавливают в точном соответствии с оригиналом. Каменная башня для астрономических наблюдений, светлая терраса, балконы…
В доме еще пахнет деревом. Внутри дух старинных, антикварных вещей (реставрируемых по соседству, где у дома инвалидов арендован этаж под мастерскую и классы).
Елена Ивановна Казакова, директор школы, спешила на урок и пояснила мимоходом: школа – частная. Ее финансирует Сергей Эдидович Гутцайт. Дачу Брюллова под школу ему долго не давали, только когда башня чуть не рухнула, передали. А идея была в том, чтобы создать не типовую школу, а особую, что-то вроде современной версии Царскосельского лицея. Взять детей с периферии и показать, что получится, если им дадут образование блестящие педагоги, если дети будут расти в окружении прекрасных вещей.
«А почему Царскосельский лицей?» – спросил я. «Служение Отечеству… Oн считает, – сказала директор про мецената, – что у тех, в лицее, было острое чувство служения Отечеству. Поэтому – кто пошел в декабристы, а кто, как Горчаков, – в государственные деятели…»

Оброк на образование

Человек, который содержит школу, Сергей Эдидович Гутцайт – очень похож на писателя Михаила Михайловича Жванецкого. Тоже из Одессы, из того же Института инженеров флота, учились в разное время, но одному и тому же. Дружат. Жванецкий – член клуба попечителей школы имени А.М.Горчакова, куда входят политики, бизнесмены, деятели культуры…
Мы встретились с Гутцайтом в школьной библиотеке. Она совершенно замечательная, наподобие тех, что существовали у людей определенного круга в XIX веке: просторный кабинет, шкафы, старинные книги в сафьяновом переплете с золотым обрезом. Карта, барометр, телескоп…
Не думаю, что нынешние средства обучения, обучающая среда (за исключением компьютера) шагнули далеко вперед. Все тот же глобус, та же «лейденская бочка»… И задачи те же. «Надо научить их придумывать задачи. Решать – это хорошо, но мало. А вот если может придумывать…» – первое, что я услышал от Гутцайта. «Сейчас Елене скажу», – и ушел с осенившей идеей искать директора.

Оригинальный человек Сергей Эдидович, необычный тип. Не похож на бизнесмена...
Вот они в школе имени А.М.Горчакова приобрели старинные журналы, книги Царскосельского лицея – о распределении по службе, карьере, какие должности занимали выпускники. Если просмотреть судьбы этих выпускников, а их же огромное количество – лицей существовал 100 лет, – можно увидеть: это были люди неординарно мыслящие и, видимо, думали о судьбах России…
«…В первую очередь я пытаюсь притянуть людей, у которых есть деньги, а потом уже – влияние… Смысл эксперимента – сделать его «жирным», – говорит Гутцайт, внешне похожий на Жванецкого. – Что получится, если денег не жалеть? У нас здесь – дорогое образование. Но я бы хотел, чтобы оно стало еще дороже. У нас нет, может быть, денег на какую-то особую форму одежды, но на поездки, на путешествия по стране, миру есть. Мне интересно – что же получится, если не жалеть денег, не экономить на образовании?»
Где же это мы находимся?
В России. В Павловском парке и примыкающей к нему Мариентальской долине. В бывшем Еленинском квартале, как назывался он в начале прошлого века. Культурно-образовательный заповедник, его еще нет, он в проекте, но уже начал реализовываться.
Они хотят, чтобы тут возник образовательный центр. И мы в нем образовывались, ну, как нормальные люди.
То же самое – насчет окружения школы. Хочется, чтобы в окружении были не случайные люди. То же – деревня. Поезжайте, говорят мне, в деревню, надо там пожить хотя бы три дня…
Продолжение.
Начало на 1-й странице

О деревне, которую он построил

Как я понял, это туристическая деревня: стоянка для теплоходов, идущих в Китеж, на Валаам, в Соловки. Десяток домов, гостиница, ремесленная слобода, трактир, охотничьи хозяйства… Заповедный остров… Называется Мандроги.
Вначале хотел просто бизнес строить, признается Гутцайт. Река Свирь, по ней плывут пароходы с туристами. Шлюзы, очередь. Туристам надо куда-то выйти размяться. И вот он выбрал красивое место. Построил причал. Начали разворачивать продажу сувениров – а жилье, дороги, электричество? В итоге вышло сочетание деревенской избы с космической антенной связью. Связь цифровая со всем миром, интернет в каждом доме, телефон…
«И вот, – говорит мне Гутцайт, – мы эту деревню чуть-чуть подделаем, и будет интересная такая детская страна: а в ней вместе с детьми – мастера, художники, орнитологи… Зоопарк построим».
И все это на фоне окружающего развала.
«Ну хорошо, – говорю Гутцайту про сказочную деревню, – а какое отношение все это имеет к школе?» «Как какое, – удивляется он, – деревня и строилась как источник финансирования школы…»
И рассказывает совсем уж сумасшедшие вещи.
Только послушайте: деревня, зарабатывающая на туристах, обкладывается «оброком», который идет на школу. Есть программа, где все расписано. И все живущие в деревне знают, что платят оброк – для того, чтобы школа развивалась.
Первый этап, говорит Гутцайт, «чтобы начали жить жирно». И, начав жирно жить, стали вкладывать в школу.
«Я человек романтический, как выяснилось, – говорит нетипичный бизнесмен Гутцайт, – и соответственно людей подбираю таких же. Я понимаю, что изменить ничего невозможно. Но я все-таки каким-то образом сумел заработать деньги и вот трачу их на некоторые любопытные, рискованные идеи… А сейчас пришел к выводу, что на каком-то этапе даже государство может присоединиться. Понятно, почему? Настолько интересные бывают проекты, что, несмотря на всю косность, бюрократию и прочее, государство присоединяется.
В Павловске – они же не только школу строят, все здания – замки, дачи реставрируют. Ну кто может сказать плохое, что мы старый Павловск воссоздаем?»
И все-таки, говорю ему я, это сказки. «Оброк на образование», дружба с государством... По определению невозможно.
Можно, отвечает он.
«Государство, – объясняет он свою странную для России позицию, – не может до бесконечности не замечать. Выскочек не любит, белых ворон не любит, чиновники пытаются задушить. Но критическая масса – и пробиваешь. Там где-то пробил, тут что-то сумел сделать…»

Рыцарская мечта и пачка у.е.

«Шеф имеет слабость к старинной мебели, – говорит мне учитель истории Борис Владимирович Неупокоев. – В соседнем здании – склад мебели, реставрационные мастерские. Покупаем старинную мебель, дешевую, у старух, и мастера делают. И в школе начали вести уроки труда…»
«Нашим детям очень много дано – на каждого ученика в месяц тратится тысяча, полторы тысячи уже реальных у.е.». И может возникнуть желание: а еще, а еще… Понятно, что они должны хорошо выглядеть – если едут за границу или приходят на концерт к Жванецкому – нужно одеться соответственно. Но чтобы не было потребительского отношения к жизни, они себя обслуживают – убирают парк, колют лед, чистят дорожки сами.
Чем-то все время заняты. Устраивают концерт перед бабушками из дома отдыха одного дня. Занимаются танцами. Зайдите посмотрите – ирландские танцы, шотландские, еврейские – для ансамбля мальчиков. А Сергей Эдидович еще хочет бальные, но с девочками трудно. Те, что вокруг, в окрестностях, выражаются матом.
По поводу восемнадцати ребят. Вообще-то их особенно и не отбирали. Знакомились с семьей, чтобы была нормальной, родители – не алкоголики, не бомжи… Чтобы были дома книжки. Приходили домой поговорить: а где твоя комната, покажи книжки…
Потом более определенно: письма родителям, распространение информации – если хотите, можете написать о своих детях. Детям: если хочешь, пришли рисунки, и так далее в этом роде. Затем приглашали к себе, и ребята собирались здесь, собирались весной, осенью, на каникулах…
Все-таки интернат. Дома бывают раз в три недели, на выходные. Отношение у нас к тому, что дети ездят домой, говорил учитель Борис Владимирович, сложное. С одной стороны, семья, ласка, да и по дому помочь надо, стул там починить… Но по возвращении из дома семьдесят процентов болеют. Другой режим жизни. Здесь – каждый день зарядка в парке, обливание на снегу, баня, массажист очень квалифицированный. В этом году, тьфу-тьфу, даже гриппом ни один не переболел. Большинство болезней из дома...
Режим дня здесь такой: подъем в семь, сок, фрукты, уроки пятьдесят минут, второй завтрак. С двенадцати – спорт, танцы, с трех – математика, час интеллектуальных игр, английский, после полдника самоподготовка, симпозиум, бассейн, чтение, и так до вечернего чая и «спокойной ночи».
Домашних заданий нет…
«Сергей Эдидович, – говорит мне учитель истории Борис Владимирович Неупокоев, – ничего в педагогике не понимает, но у него потрясающее чутье. Он считает, что детям нужно хорошо питаться, одеваться, находиться среди прекрасных вещей. Что в этой школе должны появляться люди, добившиеся успеха в жизни.
Заманивает президента, Жванецкого… Учителям говорят: господа, вы должны найти людей, которые придут сюда и что-то расскажут. Находим египтолога, едем к нему в университет, и он им что-то рассказывает и показывает какие-то вещи…
Насыщение людьми, успешными.
Гутцайт взял разваленный дом коменданта Павловска – Роттаста и восстанавливает, чтобы была гостевая зала, в которой можно принимать Ростроповича. Чтобы дети могли общаться».
«Кстати, а что у вас на вывеске, – спросил я, – средняя школа?» Учитель пожал плечами. «У нас и вывески нет…»
Тут было полно корреспондентов – из Би-би-си, «Свободы», финны, англичане, японцы. Кто-то из учителей готовил еду, кто-то колол лед – иностранцы не поняли, кто историю преподает, а кто дворник.
Гутцайт всегда говорит: команда, капитан. Но он не хочет быть капитаном, капитан – директор школы Елена Ивановна, а он – кораблестроитель.
Гутцайт хотел, чтобы тут были лучшие. «Кто у нас лучший математик в городе? А историк?»
Потом поняли, что у нас действительно «лучшие» – но в другом смысле. Вот был человек: энциклопедист, играл на музыкальных инструментах и прочее. Но после уроков уходил, с детьми никуда не ездил. А здесь надо жить… в этом парковом, историческом пространстве.
«Вот это, – показал мне учитель истории, – остатки игры, наши готовились к поездке в Англию. Темы на выбор: Вальтер Скотт; Фрэнсис Дрейк и английские пираты; Великие ученые Англии; Стоунхендж; Роберт Бернс; Загадка озера Лох-Несс; Английский юмор; Шерлок-Холмс; Зарождение футбола и его современное значение…
Везде какие-то записки, бумажки. Типа: «С какой это стати мне, рыцарю Круглого стола, сворачивать с Тропы, коя мне угодна?»
Дух частной школы повсюду…

Человечество все же светлеет

Наконец добрался до директора, пригласившего меня в эту школу.
Из всех известных мне директоров Елена Ивановна Казакова – одна из самых необычных. Она, когда сюда шла, уже была доктором педагогических наук, профессором, проректором, председателем всяческих почетных советов и прочее и прочее, откуда нормальные люди сами обычно не уходят. А тут вообще получила сногсшибательное предложение: стать вице-губернатором Петербурга. И раздумывала, как бы помягче отказаться.
Как раз в это время Елена Ивановна и встретилась с бизнесменом-меценатом Сергеем Эдидовичем Гутцайтом, который создавал свою школу, ходил по разным людям, советовался. И начал он ее, Елену Ивановну, уламывать, уговаривать, рисовать всякие перспективы. Она ему не поверила. Тогда много всяких сумасшедших ходило вокруг образования, а тут еще – Павловск, Брюллов, кругосветка…
Хватило одного заезда.
«Чем, – говорит мне профессор – школьный директор Казакова, – Сергей Эдидович купил меня? Наглостью. «Я построю современную версию Царскосельского лицея…» Гм… Ну, я лекции читала, огромными школами руководила, а тут маленькая, частная… А вдруг?»
С Казаковой мы говорим чисто профессионально. Концепция, механизм реализации, мониторинг…
«Если о модельных вещах, – раскрывает Елена Ивановна замысел эксперимента, – то построение по модели другого, принципиально открытого образования…
Второе – поддержка социально одаренных детей. Школы для интеллектуально одаренных в разных науках, искусствах есть, а вот для социально одаренных…
Третье – здесь собралось много специалистов по игровой деятельности, и мы пытаемся синтезировать и реализовать концепцию, технологию игры как одну из основ школы.
Что еще может быть модельного? Сам Сергей Эдидович, который вкладывает деньги в образование. Может быть, еще найдутся такие…
Еще модельное – попечительский совет, финансовое и моральное участие разных людей – от Путина до Ростроповича – через Жванецкого. Это в основном друзья Сергея Эдидовича, но сейчас уже кто-то покупается на идею – хочется во что-то верить.
Здесь прекрасные садовники, менеджеры, реставраторы, это само по себе образование – общаться с этими людьми. Жить вместе с детьми, но так, чтобы детям хотелось так жить, – тогда, говорит Елена Ивановна, все получится.
Два образовательных путешествия в год за границу, два путешествия по стране, музыка, спорт…
Педагогический коллектив – восемь с половиной учителей, плюс почасовики. Эти люди дают уроки, дежурят, ведут какой-то процесс.
Двенадцать мальчиков – из Подпорожья, где находится деревня Мандроги. Дети в основном райцентровские…
«Мы в первую очередь, когда в семьи едем, – рассказывает Елена Ивановна, – смотрим – есть книги? Если ребенок сказок в детстве не читал, надо погружать, обогревать, «отчитывать». Если этого нет, мне безумно страшно…
Большинство педагогов мне говорили: из этого материала ничего не выйдет. Но я им отвечаю – давайте искать, давайте свой путь… Предмет – это не проблема. Проблема – сотрудничества, проблема души…»
«Кем же они станут?» – спрашиваю я директора. Она задумывается. Сергей Эдидович часто им говорит: «Я очень надеюсь, что вы получите такое образование, чтобы достичь личного успеха и сделать жизнь окружающих вас людей максимально лучше…»
«…Поэтому для меня, – поглядывая на часы, завершает экскурс в теорию директор Казакова, – очень важно, чтобы вместе поднимались школа Горчакова и Павловский заповедник. Чтобы вместе со школой восстанавливался парк, строились здания… Ну, да мы в этом находимся. Так бы надо было исхитряться, что-то выдумывать, а так – естественный, восстанавливаемый кусок жизни…»

Задача – создать прецедент

Все-таки мне не совсем понятно, что за человек Сергей Эдидович Гутцайт и зачем ему все это нужно. «Современная версия», «лицей» – это облака. А вот я считаю, сказал я ему, цель государственной политики – воровство. Он ответил: но это же не основание, чтобы готовить неприличных людей…
Поживешь тут, походишь, пообщаешься – начинает проясняться. По-моему, у Сергея Эдидовича Гутцайта, некоторым это, может быть, покажется странным, – особое отношение к понятиям «честь», «долг», «дружба», у него дворянство ассоциируется с этим.
«Может быть, – говорит он мне, – я идеализирую. Но мне кажется, что в царском лицее это было. «Война и мир», князь Андрей – у меня это с детства осталось. Аристократизм, «аристос» – замешенный на особом чувстве повышенной ответственности, повышенной этики, а не «что попало, то пропало».
Если бы создать это. Взять людей, которые так живут, так думают и так делают, и погрузить детей в мир, где есть понятие – что предательство невозможно. Что ловчить нельзя. Что врать нельзя. У нас никто не хочет говорить правду. Не стыдно, что вор. Вор, а не стыдно. А тут… стыдно быть плохим. Стыдно быть не лучшим. Да, игра в дворянство, пусть на современном уровне…
Если даже этого нет в истории России – все равно надо опираться на это…
«У меня, – говорит мне Гутцайт, – нет интереса к реформам, глобализму. Надо с малого начать. Вырастить традицию, воспитать элиту – в смысле нравственных людей. Создать этот прецедент. Мне интересно сделать не просто хорошую школу, а именно версию того лицея».
«А в чем ваша версия?»
«Для меня Царскосельский лицей, применительно к его знаменитым выпускникам, означает, что все же они были участниками заговора. Это были не просто люди, они были готовы отдать жизнь за переустройство Отечества на других основаниях. В чем-то ошиблись, но все же – высокие помыслы, высокие чувства. Человек думал: «Если я этого не сделаю, я умру». Как они говорили – «мы должны спасти Россию, мы должны это сделать».
И ведь лично себе они ничего не приобрели. Сегодняшние – думают о сиюминутном. А мне интересно, как человек поднимается над обстоятельствами. Почему Сахаров поднялся? Кто его сделал таким: семья, школа?..
Может быть, я романтизирую воспитанников Царскосельского лицея? Но ведь было много. Была создана такая школа, среда, что их было много – честных, благородных и ответственных лидеров, которые воспринимали благосостояние как возможность сделать что-то для Отечества. Как «делаются» такие люди?
Мы все время надеемся на чудо. Что вот придет благородный… А в банде этого не может быть. Наша страна – это банда. Но нельзя же опустить руки… Ничего не попишешь, несмотря на плохих хозяев, надо строить хороший дом. Несмотря на то, что образование в стране ухудшается, строить хорошее…
Для меня задача – создать прецедент. Если я создам отличную школу, другой создаст, третий… Если уж правительство не может, то снизу нужен прецедент. Правительство увидит и…»
А что, думаю я вслед за Гутцайтом, копаясь в исторической памяти: было ли что-нибудь подобное? А ведь было: в ответ на частную школу, в особенности земскую, боясь потерять бразды правления, правительство создавало образцовые министерские училища. И церковно-приходские – при обер-прокуроре К.П.Победоносцеве. Были ли они «отличными»? Вряд ли. Но все же – да, частная инициатива и общественная провоцировали власть на шевеление, вели к конкуренции. Правительство было вынуждено вкладывать в образование.

«…Я понимаю, – говорит Гутцайт. – Я понимаю, что не увижу результатов при жизни. Но делать нужно. А вдруг мы создадим такой прецедент, – говорит мне этот неисправимый романтик, русский Сорос. – И школа будет существовать 100 лет. И возникнут традиции… Какова вероятность, – размышляет Гутцайт, – что ученик обычной школы станет президентом? Можно математически это подсчитать. А вероятность того же – из нашей школы? Она выше, эта вероятность уже выше. На сколько выше? В 10 раз? В 100? Ну вот и все…
Это же делать интересно. Я хочу, допустим, изменить мир. Первый путь – идти во властные структуры. А есть второй путь, может быть, это утопия – через воспитание. Но ведь есть прецеденты, традиция. Итон, Гарвард, Йель – президенты оттуда…

Доказательство от противного

На уроке у директора Елены Ивановны Казаковой. Седьмой класс, математика.
«Итак, друзья мои, разберемся с Его Величеством окружностью, сферой и шаром…»
Дима, Женя, Саша, Антон, Вадим, Максим, Илья, Миша, Егор, Леша, Ваня, Сережа, Варя…
На урок пришел Сергей Эдидович, сел на диванчик рядом с пианино – слушать про круг.
«Бывают окружности с такими-то радиусами, бывают круги, бывает, что они равны. А бывают концентрические окружности. Что это такое? Я хочу, чтобы вы сконцентрировались. Кто-нибудь может по слову догадаться, что это значит. «Надо думать…» – «Отлично, очень полезное занятие…»
«…Я думаю, – говорит Вадим, выйдя к доске, – что это окружности с общим центром». – «Блеск! – отмечает Елена Ивановна. – Кто-нибудь еще может нарисовать?»
Слово «версия» часто звучит на уроке.
Гутцайт по-ученически тянет руку. Это здесь никого не удивляет. Сергей Эдидович: «Давайте я докажу от противного». Елена Ивановна: «Пожалуйста, Сергей Эдидович. Этот метод мы еще не рассматривали…»
Он выходит к доске и доказывает: предположим то-то, из этого следует то-то и то-то, но этого не может быть, абсурд.
А в жизни, думаю я?..
Нет, ребята, конечно, не дворовые…
…Диалог, диаскоп, диаметр… «Не может никто объяснить, что такое “диа”?» – «Два». – «Нет, насквозь». – «Проходящий насквозь».
Гутцайт: «А по-английски «диа» – дорогой…»

Анатолий ЦИРУЛЬНИКОВ

Окончание читайте, пожалуйста, в следующем субботнем номере