Смех – одно из тех понятий, которые определить практически невозможно. Это очень разностороннее понятие, заключающее в себе множество оттенков: веселость, насмешка, глумление и т.д. Не то что для каждого народа, культуры, традиции – для каждого человека смех может быть разным. Понимание смеха для каждого человека свое. Тем не менее, что же это такое?
Смех, как мне кажется, – это всегда переход из одного состояния в другое. Более того, это некоторое раскрепощение, которое разрушает некоторые рамки. Важны оба состояния: и первое, начальное, и конечное. Начальное состояние характеризуется некоторыми рамками, в которых нет открытости и, следовательно, свободы. Благодаря "переходному" свойству смеха, эти рамки легко разрушаются. К примеру, двум людям, пусть даже незнакомым, чтобы стать немного ближе, достаточно пошутить. Смех освобождает этих людей от некоторых рамок общения, предлагая некоторую свободу взамен. "ЕОн (смех – прим. автора) по определению, предполагает несвободу как свой исходный пункт и свое условие. Свободный в освобождении не нуждается; освобождается тот, кто еще не свободен" – мысль С.С. Аверинцева подтверждает вышеизложенную идею. Но она же показывает и то, что существуют рамки самого смеха. Речь идет о духовной свободе, где смех является неуместным, даже излишним.
Смех, как уже было сказано выше, имеет отношение и к культуре. В разных культурах встречается свой подход к осмыслению смеха, т.е. над чем смеяться и как смеяться, и зачастую эти подходы достаточно противоречивы. К примеру, в античности существовал культ смеха, ведь именно в эти времена зарождается жанр комедии. Для христианской же традиции смех, наоборот, был отрицательным понятием, не имеющим отношение к духовному и возвышенному. Смех для каждой культуры свой, и отношение к нему соответствующее.
Существует заблуждение в том, что противоположным смеху понятием является понятие трагедии. я с этим принципиально не согласен, так как существует даже такой жанр – трагикомедия. В данном случае антонимом является наивысшая духовность как некоторое состояние, присущее только Богу, которая исключает смех как таковой.
я хочу разобраться в том, какое значение смех имеет для Библии, как это соотносится с научными исследованиями смеха, и, наконец, соотнести полученные выводы с заключениями по роману М.Булгакова "Мастер и Маргарита".
Также важно разобраться не только в том, что значит смех для Библии и романа М.Булгакова "Мастер и Маргарита", но и в тех причинах, по которым смех невозможен. Ведь среди героев Библии и романа есть те, которые вообще никогда не смеются. В случае Библии – это Иисус Христос, а в случае "Мастера и Маргариты" – это сам Мастер.
Понять то, над чем смеется Булгаков в своем произведении, наверное, невозможно, не определив отношение к смеху в христианской традиции.
Библия (например, Евангелие от Луки) представляет свое негативное отношение к смеху, что обусловлено несколькими факторами. Возьмем исторический фактор. Если рассматривать "Новый Завет" как каноническую книгу, создававшуюся для того, чтобы сплотить верующих в Иисуса Христа людей, то этот негативизм объясняется желанием ее создателей противопоставить новое учение старому, то есть произвести некоторую замену идеалов и ценностей. Если соотнести это с проблемой смеха, то смех становится, так сказать, жертвой наступления нового периода. Поэтому христианство предлагает некоторые новые ценности, заменяя смех радостью, а культ смеха – культом плача. Чтобы не быть голословным, приведу цитату из Евангелия от Луки (6:25): "Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете". На этом примере хорошо видно, как смеху противопоставляется плач. Выражаясь принятой терминологией, это идеологический фактор. Разница между смехом и радостью достаточно велика: радость – всегда положительное чувство, окрыляющее человека, смех же более общее понятие, имеющее очень много различных эпитетов, одним из которых может быть "радостный". "Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах, ибо так поступали с пророками отцы ваши" – еще одна цитата из Евангелия от Луки, доказывающая то, что для Библии более характерно понятие радость, нежели смех. Радость – понятие, всегда относящееся к нечто божественному, так как оно не несет в себе издевки по отношению к недостаткам объекта. Это смех в первую очередь связан с недостатками самого объекта смеха.
Кому же тогда присущ смех? Смех в Библии, бесспорно, относится к дьяволу, ведь не зря в Библии дьявол часто называется лукавым. Этот смех не направлен на созидание, его цель – разрушение. В книге К.С.Льюиса "Письма Баламута" говорится о том, какими путями дьявол совращает человека. Одним из таких путей является путь смеха, что говорит о неделимости понятий смеха и дьявола. Смех толпы отличается от смеха, относящегося к дьяволу, т.к. толпа смеется, не имея какой-либо цели, а, скорее, от невежества и непонимания. Поэтому она сама достойна того, чтобы над ней посмеялись. Главное качество дьявольского смеха – его стихийность и непредсказуемость. Смех может появляться и у сатаны, так как он не свободен только потому, что есть Бог. Наивысшая духовность Бога и есть те самые рамки несвободы для сатаны. Но суть сатанинского смеха состоит не в том, что он злой, как это принято, а в том, что он стихийный. Видимо, поэтому некоторые исследователи этой проблемы так близко ставили понятия смеха и дьявольщины.
Иисус Христос абсолютно свободен, а потому смех ему не свойственен. Многие философы задавались вопросом: "Почему Христос никогда не смеялся?" Действительно, сложно представить Иисуса смеющимся и хохочущим. Мне кажется, что разгадка этого вопроса лежит в области свободы. Он свободен, что значит, что он уже достиг некоторого совершенства, когда изменения уже нет и быть не может, а, следовательно, не может быть и смеха. В книге Л.Андреева также встречается описание Иисуса Христа, где тот достаточно много смеется. Мне кажется, что автор сознательно снижает фигуру бога, из-за чего смех становится возможным и для Иисуса.
На основе всех этих рассуждений можно сделать вывод о том, что смех – это понятие, не принимаемое Библией, так как смех может существовать только в условиях несвободы.
Линия смеха в романе Булгакова – одна из главенствующих. Автору важно показать литературную Москву, весь ее советский официоз. Он, несомненно, смеется над ее недостатками, над ее обывательской стороной, изобличая многие пороки жителей города. Каким образом это выражается?
На первый взгляд основными персонажами, из-за которых может происходить взрыв смеха (это выражение, кстати, некоторым образом подтверждает идею о стихийности смеха), являются герои из свиты Воланда. Да, действительно, они наиболее странные и непохожие на привычных для нас людей. Они, собственно, и не являются людьми. Их отличие от всех остальных и вызывает смех у читателя, так как они не соответствуют ожидаемому эффекту – действие происходит вопреки читательским ожиданиям. Такой прием в литературе очень часто встречается, когда писатель хочет посмеяться над чем-либо. Жан-Поль, автор книги "Приготовительная школа эстетики", достаточно сильно углубляется в этот вопрос. Но я заметил, что сами герои не смеются над своими же шутками, что достаточно странно. В качестве ответа на этот вопрос можно рассмотреть следующее предположение: дьявол, хоть и не обладает абсолютной свободой, о чем говорилось выше, все же свободен относительно этой системы Москвы. Он способен к изменению всего и вся, за исключением только духовной области, к которой принадлежит Иисус. В отношении Москвы в самом дьяволе и его свите не происходит никаких деформаций, что является главным качеством смеха. Соответственно, смеха ни у Воланда, ни у его свиты быть не может. Более того, мне кажется, что все те авторские ремарки, посвященные описанию "несуществующего" смеха у свиты Воланда, они как будто специально приписаны. Наверное, дело в том, что он управляет стихией смеха – она полностью подвластна ему. Эпитеты, например, "криво" или "механически", характеризующие качество смеха шайки сатаны, неестественны – чувствуется, что за ними скрывается не стихийность или развязность смеха, а нечто другое. Это другое в каждом случае свое.
Итак, я выяснил, что шайка Воланда не смеется. Смех до читателя доносится с помощью осмеиваемых автором персонажей. Эти персонажи – обыкновенные жители Москвы, попросту говоря, обыватели, для которых истина не важна и не интересна. Именно из-за их глупости и пошлости читатель смеется. Здесь проявляется гротеск романа: гиперболизированная реальность сталкивается с фантастикой, которая активно вмешивается в эту реальность. Но дело в том, что та реальность Москвы, которая описана у Булгакова, пусть и гиперболизированная, неприятна и вызывает отторжение. Фантастика несуществующего дьявола ближе читателю, чем Москва, потому что дьявол стихией смеха разрушает весь этот обывательский менталитет. Это действие, несомненно, на благо. Здесь вспоминается эпиграф к роману, заимствованный Булгаковым из "Фауста" Гете: "я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо". Таким образом, можно выделить еще одну важную функцию смеха – изобличение. Возможно, и поэтому советские власти очень долго не разрешали Булгакову издать "Мастера и Маргариту".
Выше было сказано, что своего смеха у свиты Воланда нет, тем не менее, читатель часто смеется именно над этой шайкой. Наиболее смехотворным героем, пожалуй, является Коровьев-Фагот. Он часто меняет свое лицо и вид деятельности, именно этот герой совершает большинство "штук" в Москве, как их называет сам Булгаков. Он так же, как и остальные – Бегемот, Азазелло – достаточно сильно зависит от Воланда, и эта зависимость означает несвободу. Несвобода – состояние, из которого совершается переход в другое состояние – состояние свободы. Эта мысль хорошо доказывается на примере Коровьева-Фагота, потому что он пострадал как раз оттого, что он неудачно пошутил: "Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, – ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, – его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!" Коровьев-Фагот, как показывает эта цитата, исправляет собственную ошибку за счет смеха. Его свобода полностью подчинена Воланду, и герой это понимает, его единственный путь – путь смеха. Причина наказания Коровьева-Фагота состоит в том, что он однажды пошутил на тему света и тьмы, то есть на тему Бога и дьявола. Тема веры является определяющей для Воланда, он даже сам однажды произносит следующие слова: "Впрочем, ведь все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. Да сбудется же это!" Между прочим, по причине веры, а точнее сказать, неверия, наказывается не только Коровьев-Фагот, но и некоторые жители Москвы, например, Берлиоз.
То, что смех принадлежит дьяволу, можно выяснить и на примере романа. Маргарите, в тот момент, она становится ведьмой, приходит первая мысль о том, как бы сделать что-нибудь смешное. О стихийности смеха говорит следующая цитата: " – Отпустите его, – вдруг пронзительно крикнула Маргарита,Е и от этого крика сорвался камень в горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом. Но Маргарита не могла сказать, был ли это грохот падения или грохот сатанинского хохота". Смех в буквальном смысле разрушает стену из гор. В этом опять же заложена мысль о переходе из несвободы в свободу посредством смеха.
Роман Булгакова "Мастер и Маргарита" – тот роман, в котором тесно сплетаются смех и грусть. Об этом же говорит и сам Коровьев-Фагот: "Но, право, как подумаешь о том, насколько микроскопически малы их возможности по сравнению с возможностями того, в чьей свите я имею честь состоять, становится смешно и, даже я бы сказал, грустно". Действительно, ведь смешны эти герои тогда, когда читатель еще не осознал, что это касается и его самого. Как говорится, все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
В романе есть ряд персонажей, которые совсем не смеются. Одним из этих персонажей является Мастер. Он серьезен в отношение всего, что он делает, и автор тоже над ним не иронизирует. В образе Мастера Булгаков слишком близко подошел к самому себе. Он не скрыл недостатков, но не смог отнестись к нему иронически.
Подводя итоги, должен повторить основные тезисы: смех – это переход от несвободы к свободе, Иисус никогда не смеялся, потому что он, в отличие от дьявола, абсолютно свободен. Булгаков высмеивает обывательскую Москву, смех в романе очень тесно связан с грустью.