Сибирский проект

 

Отношения Сибири и Москвы

Сергей Поляков

Реальность последних десятилетий развития России такова, что для части территорий теряется экономическая необходимость поддержания связей с другими частями. Так, в частности, можно сказать о Сибири, запасы ресурсов и средства производства которой в принципе могли бы позволить ей существовать самостоятельно. Можно рассмотреть различные аспекты бытового отношения сибиряков к Москве и на основе этого предположить варианты дальнейшего развития отношений более глобального масштаба – отношений Сибири и Москвы.

Нельзя сказать, что такая потеря необходимости связей – абсолютно новое явление. К примеру, во второй половине XIX века в Томске возникло так называемое областническое движение. Среди их лозунгов, наряду со свержением самодержавия, демократическими ценностями было снятие колониального статуса Сибири. Так или иначе, хотя Сибирь никогда не была полностью зависима от России экономически, со времён колонизации она полностью зависима политически. Но разговор о необходимости пересмотреть территориальную политику пока ещё целой страны имеет гораздо больше отношения к реальности сейчас, чем сто лет назад, потому что преобразования, совершённые в Сибири за время существования СССР, сыграли свою роль. Речь идёт об изменении бинарных отношений Сибири и Москвы: отношения колония – метрополия ушли в прошлое (формально Россия больше не колониальная страна, потому что ни в одном её субъекте жители не дискриминированы в правах). В Сибири были созданы современные социальные институты и собственные культурно-экономические центры, что уже приближает Сибирь к статусу свободного и равноправного экономического партнёра Москвы. То есть необходимо было создать города-миллионики, крупные промышленые центры, университеты, НИИ, академгородки, и Сибирь больше нельзя рассматривать как совершенно неспособный к самостоятельной жизни организм. По понятным причинам, вышеупомянутые связи между бывшей колонией и бывшей метрополией в новых условиях частной собственности оказались мало востребованными. Сибирь приобрела набор признаков, благодаря которым она больше не может называться сырьевым придатком, колонией, ресурсом и т.д., и отношения Сибирь – Москва, кормящий – кормящийся становятся очевидными. Таким образом, если сто лет назад в Сибири об отделении задумывались только политические ссыльные и некоторые интеллектуалы, то сейчас об этом можно услышать из уст почти любого человека; опасность потерять влияние для Москвы сейчас выше, чем когда-либо в прошлом, потому что Сибирь после советской власти другая.

По словам нескольких местных жителей села Турочак (Республика Алтай), нелюбовь сибиряков к москвичам в её обыденном смысле проявляется заметно, иногда даже доходя до крайностей вроде сепаратистских лозунгов. Как реакция на непричастность сибиряков к политической жизни страны, на невозможность ни на что влиять у сибиряка естественно возникает «хроническая обида» на столицу и на несправедливого правителя. Но обида, несмотря на то, что она, теоретически, должна существовать, так как существует несправедливость, не может являться основной чертой отношения сибиряков к Москве. Во-первых, потому что в России существует единое информационное пространство, в котором московская культурная среда всегда находится в центре внимания (речь, в основном, идёт о телевизионном вещании): когда обычный сибиряк смотрит теленовости, в которых большую часть эфирного времени занимает происходящее в Москве или, во всяком случае, в той части страны, которая лежит за Уралом, он не выделяет Сибирь из общего культурного пространства России. Во-вторых, на сознании целого поколения – большой части жителей Сибири – отразилось советское идеологическое воспитание и политика «дружбы народов». Ощущение этой родственной связи не так свойственно молодому поколению (это подтверждается фактом возникновения движения «Мы – сибиряки» именно в молодёжной блоггерской среде). В-третьих, существует законодательный запрет на пропаганду сепаратизма, поэтому и в бытовом плане тема становится табуированной. Но даже эти факторы не могут заменить сибирякам нормального благосостояния, для обеспечения которого недра их страны имеют все потенции. К тому же, родство с Москвой как с оплотом всего исконно русского в Сибири мало проявлено по причине огромной пространственной удалённости. Видимо, что в перспективах эволюции отношений Сибири и столицы Москва неизбежно будет терять роль неуёмного изымателя ресурсов, а Сибирь потеряет своё провинциальное положение и приобретёт больше самостоятельности. О том, в какой степени самостоятельной окажется Сибирь, однозначно сказать нельзя. Это зависит от того, как скоро и будет ли вообще Москва выдвигать предложения о переходе к более федералистичному территориальному устройству страны, или в Сибири будет создана собственная (возможно, сепаратистская) оппозиция, которая поставит свои условия.

Может показаться, что из Сибири на Москву невозможно смотреть иначе как на жестокого избаловавшегося хозяина, от которого нет пользы. Впрочем, даже если бы сибиряк мог полностью отказаться от советских установок на сотрудничество наций в деле строительства идеального общества и других роднящих его с русскими предрассудков, отделение Сибири не стало бы для него такой уж необходимой мерой. Надо понимать, что создание федерации, подобно той, которая была сформирована в XVIII веке из британских колоний в Америке, сопряжено с определённым риском для целостности территории. У этой федерации не будет доминантного центра, который возьмёт на себя роль регулятора государственного метаболизма и притянет к себе всю огромную территорию Сибири; точнее есть несколько потенциальных центров – Красноярск, Новосибирск, Томск – и это ещё более затрудняет положение. А в составе России Москва как раз является таким сдерживающим центром. С другой стороны, прецедент отделения колоний и создания федерации есть. Ситуация в Сибири очень схожа с американской: такой же экспорт ресурсов в метрополию, такая же невозможность законными способами влиять на власть, такая же искусственно созданная (или ещё создающаяся) нация. Так или иначе, но, в общем, неверно было бы утверждать, что у обычного приезжего создаётся впечатление повсеместного противопоставления Сибири Москве. Недовольство либо затаено и публично ввиду табуированности не выказывается, либо, что более вероятно, действительно пока ещё сдерживается родственными связями, которые создавались на протяжении долгого нераздельного сосуществования России и Сибири и не так легко вымываются из памяти.